UCL Discovery

Abstract

свидетельствуют в пользу этой невозможности. Однако именно потому, что с романом связано так много проблем, важно выяснить, как он “работает”. В нем должен быть некий организующий принцип, удерживающий его от расползания и делающий его увлекательным и внутренне связным. За эту проблему, поставленную “Идиотом”, совсем недавно энергично взялся, хотя и не разрешил ее полностью, Гэри Сол Морсон. Его идея “tempics” сосредоточивается на временной организации повседневной жизни, сказывающейся и в ходе развития композиции и в форме романа. Конечно, это существенная черта “Идиота”, которую нельзя игнорировать. Морсон, кроме того, убедительно возражает против “предзнаменований” в романе, и использует способ чтения романа для поддержания идеи прямой, вместо обратной, причинности, утверждая, что “роман писался, как жизнь проживается, вперед, а не назад от всеобъемлющего замысла целого”. Однако, несмотря на то что эти не слишком распространенные свойства позволяют в значительной мере объяснить, почему “Дневник писателя” не является связным целым, они никак не приближают нас к объяснению того, почему таким целым является “Идиот”. Я взялась бы утверждать, что Достоевский мог не знать в точности, что будет происходить в романе по завершении первой части, но это незнание вовсе не означает отсутствия идей, которые он хотел выразить тем или иным путем, идей столь основополагающих, что у автора не было необходимости их записывать. Колоссальный пробел, существующий между черновиками к “Идиоту” и окончательным текстом романа, указывает на наличие именно таких идей. Достоевский мог не знать, какую форму они примут по мере продвижения романа, но мы не должны отрицать их присутствия. В отсутствие как традиционно структурированного сюжета, так и ясной и последовательной мотивированности характеров остается немного свойств, значением которых может обусловливаться структура романа. Нам придется пошире взглянуть на структуру, дополнив ее переплетающимися нитями уловленных нами идей, хотя бы потому только, что лишь на эти идеи мы и можем рассчитывать наверняка. Одну из этих нитей я и хочу проследить в докладе, рассмотрев, каким образом два явления картины Гольбейна “Христос в могиле” влияют на развитие действия в романе. Для того чтобы показать, почему картина играет такую важную роль, я вынуждена начать с совсем другого: с шестимесячного разрыва между первой и второй частью.